Муромань вал

Фото: http://static.panoramio.com/photos/

Мы вышли, наконец, на берег прозрачной речушки, ползущей в травяных берегах. Я остановился, окинул взглядом противоположный берег и констатировал:

– О! Нормальную вы тут деревню отгрохали? Сами, или «реконы» помогли?

«Реконом» был мой одногруппник Димка Коновалец. Один раз он даже звал меня на фестиваль, где куча молодёжи и вполне взрослых дядек наряжается викингами, русичами и прочими дотракийцами, живут в палатках, готовят в глиняных горшках и рубятся на бугуртах. Димка мне даже показывал фотки посёлков и хуторов, которые эти реконструкторы сооружают топором и без единого гвоздя – для себя, для науки, ну и для туристов, понятно…

За тихой речушкой, на пригорке, стоял вот почти точно такой же посёлок. С дюжину бревенчатых домиков с крохотными окошками. Некоторые постройки поставлены на четыре опоры – словно избушки Бабы-Яги. Под крышами, вместо чердачных окон – отверстия, из которых вьётся печной дым. Где-то я слышал, что это называется «топить по-чёрному». А ещё я слышал, что такой способ отопления применялся ещё при царе Горохе. Забавно!

Загавкали собаки. На ограде из жердей кукарекнул петух. Снова, уже сильно, пахнуло навозом.

Через речку был перекинут мостик в виде трёх тонких брёвен. Старик указал на него и велел:

– Мен̃ек! Йутав̃тък!

– Меню, меню! – проворчал я, изменив словечко на русский манер.

Чем рассмешил мальчишку. Он быстро-быстро затараторил что-то своему старшему спутнику, постоянно повторяя уже слышанное мною «бодяй». Тот хмыкнул в ответ. Как будто даже чуточку дружелюбно. Я приободрился и предложил:

– Менек, бодяй!

О, да! Реакция мальчишки ждать не заставила! Он даже подпрыгнул от восторга – и заливисто захохотал. Что ж, как это говорится, лёд отчуждения растоплен. Может, теперь-то хоть расскажут, в какой стороне этот чёртов Светлояр!

А место тут конечно знатное! Надо обязательно ребят сводить. На телефон поснимать…

Из раздумий меня вывел старик.

– Мен̃ек, вардо! – вновь проскрипел он.

Я сказал устало:

– Эх, эксплуататоры! Вот подам я на вас в суд за неоказание помощи и надругательства над личностью. – И осторожно ступил на растрескавшиеся брёвна моста.

Было бы занятно, упади я в воду! Но я переправился благополучно. И с надеждой на скорый отдых зашагал по тропинке к деревне. Едва я приблизился к ближайшему дому, как из-под плетня с лаем выскочил мохнатый пёс. Его услышали другие собаки. Целая свора ринулась на меня, но мальчишка со стариком закричали на них, замахали руками, и собаки послушно отступили, не прекратив, однако, лаять.

На шум отовсюду стали появляться люди. Сначала дети прибежали. В рубашках навыпуск и простых штанах – малышня тоже словно вышла из фильма про старинную жизнь. Завидев меня, дети заорали:

– Тяй! Сазданы тяй! Вардо! Тясе ул̃и вардо!

На их зов появились взрослые. Смолк звон молотка в кузне, и навстречу из-за угла избы вышел бородатый мужик в кожаном фартуке. Несколько женщин, одетых а-ля «ансамбль народной песни и пляски». Нет, не в ярких сарафанах и «сказочных» кокошниках, а в белых рубахах и платьях, расшитых разноцветной ниткой по вороту и рукавам. Кто-то босой, кто-то в обмотках и лаптях. С браслетами на запястьях и какими-то висюльками на груди и поясе. На головах – платки, перехваченные расшитой лентой и ниспадающие назад широкой лопастью. Другая украшенная орнаментом лопасть была повязана на поясницу, расшитые ленты ниспадали с неё на задницу. Через плечо – перевязь с медными пластинками, точно для шпаги… А вот платья на удивление коротки. А под ними – штаны. Я первый раз пожалел, что никогда не интересовался ни народной культурой, ни народонаселением России. Сейчас худо-бедно сообразил бы, с кем имею дело!

На что я ещё обратил внимание – это на поношенность одежды. Такую надевают каждый день, пачкают, рвут, протирают – а не только на время выступления перед туристами или на фестиваль исторической реконструкции.

Местные обступили меня, таращась и галдя! Сквозь гвалт я расслышал:

– Кийе тя ул̃и? Косты сон ул̃и?

– Вардо! – отвечал старик. – Мон ан сода костъ сон ул̃и.

Я снял с плеч изрядно натёршую их ношу и сказал устало:

– Слыште, староверы, вы бы меня сначала накормили, напоили и в полицию проводили. Баню можно не предлагать, дома помоюсь. – Оглядел притихших «староверов» и уточнил: – Под душиком.

Лица у деревенских были такие, будто русскую речь они слышали впервые в жизни.

– Мез̃е? – это светловолосый мальчишка лет десяти, что вертелся рядом.

– Мэзе? – передразнил я, начиная раздражаться. – Ты по-русски тоже не говоришь? Издеваетесь вы все тут, что ли? Слушайте, мне нужно выбраться отсюда! Мне в город нужно! Меня ищут уже, наверное!

Сказал – и похолодел: а ищут ли? Поди, всё озеро перерыли в твёрдой уверенности, что я утонул. И уж на суше-то наверняка поискать не думают. Ладно, тем прикольнее будет, когда появлюсь.

«Староверы» принялись, тем временем, лопотать между собой. Что за язык у них, ей-богу! Точно не татарский. Несколько раз я услышал слово кулув̃тзданъ, несколько раз – ужзданъ… А ещё уже знакомое вардо и вардот.

Совещание длилось долго. Я уж подумал плюнуть и уйти. Но наконец, решение было найдено, и старик-пасечник сообщил:

– Мен̃ек моннек!

– Спасибо! – сказал я издевательским тоном. – Лёд тронулся! – И картинно отвесил поясной поклон.

«Староверы» одобрительно забормотали. Похоже, они так и не врубились, что я паясничаю. Да и хрен с ними! Лишь бы на дорогу вывели или хоть мобилу одолжили!..

Старик, в сопровождении односельчан, привёл меня в ближайший двор, обнесённый плетнём.

Во дворе торчала из-под земли острая крыша с квадратным лазом под ней (знать, погреб какой), и домик на столбах. Я про такие «курьи ножки» где-то даже слышал – это чтобы мыши с крысами к припасам не пробрались.

А рядом стояли две избы – почти вплотную друг к другу. Одна – поменьше, из тонких брёвен, с крытой соломой крышей. Солому, чтоб не сползла, прижимали шесты. Другая – выше и добротнее, из брёвен потолще, а крыта тонкими, потемневшими от времени дощечками.

Старик гаркнул на залаявшего было пса и указал мне на двери меньшей избы:

– Сув̃ак, вардо! – и, молодой женщине: – Тукшнък йарсав̃кс!

Я вошёл внутрь. Там было мрачно – свет падал через отверстие под крышей и маленькие окна (без стёкол и даже пресловутых бычьих пузырей, о которых я тоже где-то читал). Слева был сложенный из камней очаг. Не привычная по фильмам и сказкам печь, а открытый костёр, обложенный камнями. Над костром, на верёвке, висел казанок. Вдоль стен тянулись широкие лавки. Над ними, по периметру здания, полки с посудой и берестяными коробочками (всплыло в памяти, что такие коробочки зовутся туесами). В углу я заприметил ткацкий станок – деревянная рама со свисающими нитями, к концам которых были привязаны большие грузила. Ткань была закончена наполовину. Я удивился – всегда думал, что ткацкий станок здоровенный такой, похожий на кровать под балдахином…

– Озак, вардо! Озак!

Я сел за стол на скамью под окнами. Напротив столпились местные – несколько женщин, подростки, дети, пара старух… Я чувствовал себя героем картины «Барин в крестьянской избе»; все продолжали пялиться на меня, как на чудо!..

Женщина вскоре появилась с корзинкой в руках, откуда достала и поставила передо мной деревянную миску. Похоже, самодельную.

О-о! Ради этой миски я уже готов был многое простить!

Хозяйка положила туда каши из продолговатых зёрен – на рис похожи, только жёлтые. Подлила масла из кувшинчика, и дополнила меню куском чёрного хлеба и миской с наполненными мёдом сотами.

Я чуть слюной не захлебнулся!.. Вмиг сожрал кашу (чуть тёплую, не солёную и совершенно отвратительную на вкус) и принялся за хлеб и мёд. Первый на вкус вполне себе ничего, если бы не хрустевший на зубах песок. А вот мёд… Ничего подобного я в жизни не пробовал! Душистый, с кислинкой… Экологически чистый, блин!

Подоспела девочка, принесла глиняную кружку с молоком. От молока пахло коровой! Тоже, поди, без бензоата натрия и стабилизатора Е 220!

Меня разморило. После экстримальной прогулки по лесу и таскания тяжестей захотелось прикорнуть на пару часиков. Подумалось даже – вот остаться бы тут насовсем! Природа, воздух, речка чистая… Пасека… Да поди, заставят принять своё староверчество! С девками даже не замутишь – всё строго, по канону… Тьфу!

Я встал из-за стола. Уже не паясничая, приложил руку к сердцу.

– Ну… спасибо! Премного благодарен!

Всё та же девочка подала мне свёрток. Распеленав его, я обнаружил сильно штопаные и местами рваные штаны и рубаху. Такие же домотканные, как у остальных, но всё лучше, чем в одних труселях рассекать!

– Спасибо!

Я принялся облачаться в принесённую одежду.

– Па́сиба! – повторил, улыбаясь, кузнец. Он так и стоял тут в своём кожаном фартуке.

– Молодец! – похвалил я. – Почти получилось. – И посоветовал: – Ты учи русский-то. Пригодится.

И вдруг понял – да они же все прикалываются! Всё они прекрасно понимают! Косят под дикарей, а сами снимают меня скрытой камерой!

Я осторожно огляделся. Камеры не нашёл. Хотя их сейчас такими крохотными делают, да и темно по углам… Точно где-нибудь за горшками на полке припрятаны! На всякий случай придал себе насмешливый вид. Мол, давно вас раскусил, шутники!

– Э-э… Ну… как говорится, хлеб-соль… кхм… – Я хлопнул себя по бёдрам. – Хорошо тут у вас, но мне пора. Вы бы мне дорогу показали. В цивилизованный мир, так сказать… – Скользнул взглядом по наивным физиономиям и приложил руку к глазам. – Искать. Дом. – Изобразил руками над головой крышу. – Дом.

– Куду? – догадался старик. – Кудут? – И тоже приложил ладонь к глазам. – Косъ?

– Блин… Какие косы? Я про дорогу домой говорю! Дорога где тут у вас? Дорога?

Я изобразил рукой извивающуюся змею. Потопал на месте.

– Дорога. Идти.

– Мен̃емс? – сообразил старик. – Йан?

– Ну… Дорога. Домой. Куду! Понимаешь?

Старик посовещался с односельчанами. Потом тронул меня за плечо и демонстративно приложил ладонь ко лбу козырьком.

– Косъ... ул̃и… кудут? – на последнем слоге он ткнул меня пальцем в грудь.

Странно, теперь до меня дошло.

– Откуда ж я знаю, чувак?.. Москва! Москва мой «куду»! Мос-ква! Андэстэнд? Москоу! Москау!

Никакой реакции.

– Нижни Ноугород?.. – отчего-то я заговорил с английским акцентом.

Старик всё так же вопросительно смотрел на меня снизу-вверх.

– Окей, Гугл… – пробормотал я. А внутри прям похолодело – а что, если не притворяются?.. – Светлояр! Озеро Светлояр!

Ноль реакции.

– Китеж! А? – это был уже последний уровень безумия. – Китеж-град?

Честно сказать, где-то в глубине души, я подозревал, что старик просияет и скажет что-то вроде: «А-а! Китеж! Йа-йа, натюрьлихь!» Но хозяин продолжал молчать.

– Казань? Йошкар-ола? Хантымансийск?..

С тем же успехом мог упомянуть Нью-Йорк и Бангладеш!

Я обречённо вздохнул.

– Окей… Будем считать, что договорились. Спасибо всем, я пошёл.

И покинул избу, конечно, приложившись лбом к низкой притолоке! Снаружи было солнечно и тепло. Я потоптался во дворе, опасливо поглядывая на лающего пса. Примерно определил, где восток, где запад, а где шоссе, по которому мы приехали на Светлояр, – и решил:

– Мне туда!

Кузнец (местные высыпали из дома вслед за мной, столпившись у дверей) подсказал, махнув рукой:

– В̃ут ул̃и тосъ.

Нет, определённо он не притворялся. Не понимал он ни черта! И скрытых камер тут отродясь не водилось!

– Ладно. Хрен с вами! – Я пожал шершавую ладонь кузнеца. Затем старика и того мальчишки-пасечника. Хотел попрощаться с накормившей меня женщиной, но та опасливо спрятала руки за спиной. – А… ну ладно…Ещё раз спасибо! Шмотки верну. До свидания! Приятно было познакомиться! Иже… это… еси на небеси… – И начал бочком пробираться к плетёной калитке, не спуская глаз с рычащей собаки. Захлопнул калитку и помахал рукой: – Прощайте!

– Н̃яйемяц̃ок! – кивнул старик, глядя мне вслед.

Чё-то странно он так смотрел… Не то, чтобы недобро… С сочувствием… И даже с интересом, как будто...

Но мешать мне не стали. Поклонившись, как идиот, на прощанье ещё парочке встреченных женщин, я покинул пределы деревни и зашагал по тропе, вновь нырнувшей в лес. Не по тропе даже – по дороге. На ней отчётливо просматривались две колеи, оставленные колёсами телег («староверы» эти как пить дать на телегах ездят!).

Лес, обступивший меня, был первобытно тих и прекрасен. Я не слышал привычного шума автомобилей, музыки, стрёкота вертолётов. Не замечал валяющихся по обочинам пластиковых бутылок и смятых стаканчиков. Видел только поваленные деревья, обросшие мхом, да зверьё.

Просто море зверья! Сафари-парк какой-то! То и дело из кустов при моём приближении прыскали птицы, пару раз бросалось в бегство что-то серое, похожее на зайца. Однажды пересекло дорогу стадо оленей, а затем мне встретились кабаны. Сначала я услышал утробный рык, а потом за поворотом едва не налетел на огромные чёрные туши. Попятился в ужасе и спрятался за деревом. Никогда не думал, что кабаны такие огромные! Клычищи – во!..

К счастью, кабаны не стали задерживаться. Они пересекли дорогу и с неумолимой мощью танковой колонны неспешно попёрли в чащу. Я долго ещё слышал их затихающий топот, булькающее хрюканье и треск ломаемого валежника.

Я шёл и шёл, не видя конца своему путешествию. Не стану утверждать, но прошагал где-то километров пять. И вышел на обрыв.

Живописный такой крутой склон холма, поросшего деревьями в жёлто-багряной листве. Я ещё раз удивился – июль ведь! А судить по лесу – конец сентября! Внизу, под обрывом, извивалась река. Точно не Волга, уж больно узкая. А на той стороне, за лугами, вновь горел осенним огнём лес, первозданно-дикий, без малеёшего намёка на цивилизацию. Не взрезанный нигде ни асфальтированной трассой, ни просекой линий электропередач…

– Красота-то какая! – вырвалось у меня. – Лепота!

С четверть часа я взирал на открывшийся передо мной вид. Потом сел, обхватив руками колени. И сказал вслух, замирая от ужаса:

– Господи!.. Это что, Сибирь?

Господи вновь промолчал. А я окончательно осознал, насколько круто вляпался! Что идти мне некуда, и если я решу продолжить путь, ещё дня три буду плутать в лесах, пока встреча с бешеным кабаном или голодным медведем не подведёт черту под моё бренное существование!

Мне стало страшно.

– Что же мне делать, а? – простонал я в пустоту. – Куда же мне идти-то?

– Кода ул̃ит̃ т̃евт̃ет̃, вардо?

Я аж вздрогнул от неожиданности! И обернулся.

Позади стояли двое мальчишек из посёлка. Один – незнакомый, лет двенадцати. Другой – тот «пасечник». Они что, следили за мной?

«Пасечник» подошёл и сел рядом. Его товарищ устроился чуть поодаль, сверля меня подозрительным взглядом.

От них пахло. По-особому так. Въевшийся запах пота, дыма, навоза и воска…

– Косъ ул̃и кудут?

– Я не понимаю! Ни черта не понимаю! Я купался, вынырнул… – Я внимательно посмотрел на своего собеседника и спросил то, о чём боялся спросить себя самого: – Хочешь сказать, я в другой мир перенёсся? В прошлое?

И попытался заржать. Получилось сипло и совсем не весело.

Конечно, пока ехали на Светлояр, Санёк все уши прожужжал про мистику озера. В своей, саньковой, сбивчивой и несерьёзной манере, отчего слушал я вполуха. Про древнерусский град Китеж, который погрузился в озеро (а по другой версии, перешёл в иное измерение), спасаясь от татаро-монголов, и про людей, которые-таки случайно переносились из нашего мира в тот город, и про то, что в нашем мире появлялись ребята в древнерусской одежде, расплачиваясь за пивко средневековыми монетами. И про аквалангистов, которые в озеро ныряли, чего-то там видали, но до сих пор никому ничего об этом не рассказывают… Конечно, я и не думал верить в этот бред!

В самом деле, я надеялся, что мальчишка расхохочется мне в лицо. Тогда бы всё встало на свои места – надо мной жестоко «прикололись»! Но тот даже не улыбнулся. Он сказал:

– Мен̃ек, вардо. Чокшн̃е си.

Он встал и сделал знак, приглашая идти за собой. И я понял, что иного выхода у меня нет. Уж лучше переночевать в избе без окон, чем в лесу, полном дикого зверья!

Возвращались мы в надвигающихся сумерках. Я был подавлен. Мои спутники, уверившись в невозможности найти со мной общий язык, беседовали лишь друг с другом.

Мы вошли в уже знакомый двор. Мальчишка прикрикнул на пса, поговорил с дедом, мастерившим что-то во дворе из обрубка толстого древесного ствола – ловко орудуя топором-киркой, выдалбливал сердцевину. Выслушав краткие объяснение мальчишек, старик смерил меня внимательным взглядом, почесал в бороде. И сказал будто неохотно:

– Паро! – указал пальцем на дом и произнёс длинную фразу.

Не дождавшись от меня ответа, с безнадёжным видом махнул рукой.

В дверях появилась женщина. Она сказала:

– Сув̃с̃ек кудус!

Старик отложил работу и повторил для нас троих:

– Сув̃с̃езданъ!

Мы вновь оказались в избе. Там теплился огонь в очаге. Пахло дымом и едой. За ткацким станком стояла девочка и, мерно передвигая горизонтальную планку, сплетала нити в единое полотно. Рядом я разглядел ещё одну дверь, и догадался, что две избы соединяются коридором.

Вошла пожилая женщина. Села в отдалении на лавку, хмуро поглядывая на меня.

На столе стояли тарелки, пара обмотанных берестяной лентой кувшинов, глиняные и деревянные кружки. Старик уселся во главе стола и махнул рукой:

– Йарсазданъ! Йарсак, вардо!

И я принялся за суп, который хозяйка разлила по тарелкам из горшка. Типичные щи. Туда ещё молока плеснули заместо сметаны. Вот если бы ещё соли немного…

Я и говорю:

– Соли бы сюда! Соль есть у вас? – И на пальцах изобразил, будто солю.

– Сал? – переспросил старик.

– Во-во! – я аж подпрыгнул. – Сал!.. Русское слово, в натуре! Значит, и русские тут есть, а? Русские!

Старик переспросил:

– Рас̃ке?

– Н-ну да… Русский… Или как тут у вас?..

– Скалваниц̃ат. Мин̃ ул̃атанъ скалваниц̃ат.

– Чё?..

– Чо? – передразнил младший мальчишка. И засмеялся.

– Да ну вас…

Настроения на шутки не было. В голове роились тучи мыслей, и мне хотелось побыть одному.

– Йарсадъ! – перебила нас хозяйка, ставя на стол котелок с кашей.

Мы молча поели.

– Спасибо! – сказал я, дополнив благодарность лёгким поклоном.

Мальчишка перевёл:

– С̃укпйя!

– Сюкпйя, – повторил я.

Все заулыбались.

Старик поднялся. Бросил мальчишкам:

– Ванъдъ сон̃. – И вышел.

Те посидели три секунды, а потом старший сказал, положив ладонь себе на грудь:

– Мон ул̃ан Вадов̃. – Указал на товарища. – Тя ул̃и Поча.

Я понял. Кивнул.

– А меня Максим зовут. Мак-сим.

Вадов покачал головой. Улыбнулся.

– Яряс̃! Тон ул̃ат Вардо!

– Да ну вас…

Спорить по этому поводу совсем не хотелось. Пусть зовут, как нравится. Всё равно я тут ненадолго.

Вадов предложил:

– Туйзданъ кардаз ейс, – встал и показал на дверь.

Мы вновь очутились во дворе. Чёртов пёс нашёл себе компанию в лице ещё одной собаки – и вдвоём они принялись наседать на меня, скаля жёлтые клыки. Вадов рявкнул:

– Вадъ тясте! – схватил палку, прислонённую к ограде, и замахнулся на собак, обратив их в бегство. Протянул палку мне. – Ва! Сайек!

– А… Спасибо… – похоже, палка мне в ближайшее время ещё понадобится.

– Мен̃ек! – предложил Вадов. – Мон н̃яйев̃т̃ан тонте вел̃ян̃ек.

Я пожал плечами. Мне в принципе было безразлично, куда он предлагает идти.

Оказалось, мальчишка решил провести экскурсию. В сопровождении присоединившихся к нам детей, мы обошли всю маленькую деревеньку. Я увидел пять жилых домов, из которых два было парными. «Куду», – пояснял Вадов, подойдя к дому. «Утум», – подсказывал Поча, указывая на «избушку на курьих ножках». «Мацт!» – подключались остальные, показывая на покрытую дёрном крышу погреба. – «Кардо» – это, судя по запаху и грубо сработанным загородкам внутри – хлев… Похоже, ребятню эта новая игра порядком забавляла. Слова сыпались одно за другим, но я не запоминал, конечно. Я думал сейчас о том, что на Светлояр уже приехали спасатели, и аквалангисты готовятся прочёсывать дно озера. Помнится, Санёк говорил, дно там какое-то особенное, ступенчатое. Поныряют – и бросят. Спишут на глубину…

Стоп!..

Я чуть было по лбу себя не треснул со злости! Дубина! Не надо было мне никуда уходить! Нырять надо было! Если… если… (я сглотнул, ужасаясь безумию своего предположения) озеро – это портал, значит, надо было просто ещё раз нырнуть! И меня утянуло бы на другую сторону! А как теперь вернуться к озеру?

Меня тем временем представили кузнецу. Тот закончил работу и был теперь без фартука. Лет тридцати, с каштановыми волосами, собранными в хвост, и небольшой бородой. Ниже меня ростом, но шире в плечах и сильнее, конечно – на предплечьях под закатанными рукавами рубахи бугрились мускулы.

– Сон ул̃и Нуд̃ей, – представил его Вадов.

– Ага. Привет, – я механически протянул руку, думая о своём.

– С̃ук! – поправил мальчишка.

– Сюк, – повторил я.

Из подвала появилась девушка с лукошком в руках. Лет двадцати, с платком на голове, перехваченном расшитой лентой. На ленте висели большие проволочные кольца. Девушка недоверчиво глянула на меня исподлобья.

– Сон ул̃и Мар̃н̃е, – сказал Вадов.

– Сюк, – кивнул я.

Но Марьне лишь забормотала что-то в ответ и поспешила скрыться в доме. Зато в дверях появилась ещё одна девушка, постарше.

– Тона ул̃и Уц̃аскáва!

Но и эта была нам не рада. Она сказала хмуро:

– Туйед̃е тясте!

Кузнец посмотрел на неё с улыбкой.

– Вес̃е ул̃и паро!

Но когда обернулся ко мне, я заметил в его взгляде какую-то напряжённость. Ну да, незванный гость хуже татарина!..

Интересно, есть тут татары?..

Мы пошли на реку. Один мальчишка принёс удочку. Она была сделана убого – из палки, лески в виде тонкой верёвочки, cплетёной из неизвестного мне материала, с поплавком из кусочка дерева, и с костяным крючком. Рыбак надел на крючок кузнечика и закинул в воду. Поплавок сразу понесло вниз по течению, и леска натянулась.

У меня появилась возможность спокойно посидеть и обдумать создавшееся положение.

Здоровая логика подсказывала, что фантастики в жизни нет. Всему, даже самому невероятному, есть вполне научное объяснение. Хотя, временные дыры и параллельные миры – это как бы тоже наука…

Тьфу!

Димка Коновалец как-то дал мне прочесть пару романов про «попаданцев». В обоих герои оказывались в прошлом в результате какого-то стихийного бедствия – гром, молния, трах! бах!.. Причём сразу начинались викинги с подвигами. Герой хватал первый попавшийся меч и бросался крушить врагов. Даже если поначалу он натыкался на деревню вроде этой – всё равно минут через пять на деревню нападали враги, и герой начинал их дрючить, прокачивая скилы!

Я мотнул головой. Что за бред! Так не бывает! В книгах и пишут всё это, потому что людям хочется отправиться в прошлое и поприключаться! Вырваться, значит, из серых цивилизованных будней!

…Поплавок дёрнулся. Дети, позабыв обо мне, вытянули шеи и зашептали что-то рыбаку. Наверное, «подсекай»! Тот дождался, пока поплавок погрузится в воду – и потянул. Вытащил бьющуюся на крючке полосатую рыбу, бросил на траву под радостные крики детворы, стал снимать с крючка…

– Окунь? – В отличие от отца, я совсем не увлекался рыбалкой. Так что яблочко не всегда от яблони близко…

Вадов сказал:

– Ужгáл!

Нет, на ужа совсем не было похоже. Вот если бы угорь!..

Рыбу бросили в берестяной коробок, и принялись удить дальше.

Определённо, у меня нехорошо с головой было. Возможно, от давления воды. Контузия, может. Вот, вылез из озера и побежал. А потом додумал, что на берегу людей не было… А эта деревня – в самом деле какая-нибудь… Ну, не староверческая, а… Да мало ли чего есть в России, о чём по телеку не рассказывают! Между прочим, викингов тут что-то не видно. Вот если бы появились – тогда, да… Тогда, наверное…

Тут, кстати, и вообще мужиков что-то нет. Вон, дед этот, да кузнец… Остальные, небось, точно в Москву уехали на заработки – на стройке ишачить! Ну, или в Нижний…

Хотя, всё равно не сходилось. Лапти эти… Удочка самодельная… Мы, вон, когда на Светлояр ехали, тоже всякие деревни проезжали. Так везде и взрослые, и молодёжь одеты вполне по-современному, по-городскому.

Как бы там ни было – надо снова найти озеро. Попробовать нырнуть. Глупо, конечно, смешно… Но если получится – так и не смешно будет. А если не получится – так я никому рассказывать не стану.

Впрочем, вполне вероятно, меня скоро найдут. Придут кинологи с собаками – и выйдут по следу в деревню. Не сегодня, так завтра. А может, и местные меня догадаются вывести на лесной кордон, например. Должен же тут быть кордон…

Я посмотрел на ныряющий поплавок, на окружающих меня детей с грязными щеками и нечёсаными патлами. На их поистрепавшуюся перепачканную одежду… И кивнул сам себе, – нет, определённо, должен!

ПРИТЯЖАТЕЛЬНЫЕ СУФФИКСЫ

н̃им – имя

н̃им-ем – моё имя                  н̃им-н̃ек – наше имя

н̃им-ет̃ – твоё имя                н̃им-енк – ваше имя

н̃им-зе – его имя                    н̃им-ст – их имя