Муромань вал

Я переспросил несколько раз – нет, не ошибся. Город назывался Келемош. Мы как раз подошли к речушке, и Вадов стал объяснять:

– Тя ул̃и йуха. – Показал на большие камни, между которых текла вода. Ступил на них и сказал, делая вид, что закатывает штаны: – Мон кел̃ан йухан̃ трокс. Чар̃код̃ат? – Потопал и перешёл на другой берег. – Кел̃емя йухан̃ трокс. Ош, з̃ароц̃е ашт̃и малац̃ок кел̃емятарка, ул̃и Кел̃емэ-ош – Кел̃емош.

Я не вникал особо. Понял, что город стоит у реки или моста. Если честно, на Китеж было не особо похоже. Да и есть ли тут такой город? Придумали тоже историю с Китежем этим… Вроде как Атландида – все о ней знают, а места такого так и не открыли. Может, и не было её никогда?

Под ногами пружинил ковёр из старой листвы. В лучах солнца на полянах зеленела густая трава. Чирикали птицы. Один раз мы спугнули оленей, а в другой повстречали стадо кабанов. Вадов свернул, обходя зверей по широкой дуге. Затем повстречалась лосиха с лосятами – и поспешила скрыться в чаще. Столько зверья!.. Никогда прежде я не видел такого звериного изобилия! Никогда в нашем мире!

Я зажмурился и глубоко, всей грудью, вдохнул ароматный лесной воздух. Открыл глаза. Всё осталось по-прежнему. И лес, и мои драные штаны, и лапти на ногах… Вот если бы викингов встретить… Для полной картины.

Мой спутник вдруг остановился. Поднял руку, давая знак замереть. Прислушался. Где-то неподалёку в лесной тишине звучали голоса. Вадов стал очень серьёзным. Он сказал:

– Туйзданъ, Вардо! Веркастъ!

– Чё?.. – переспросил я.

Но мальчишка уже устремился вперёд. Почти побежал! Мне оставалось лишь последовать за ним.

И очень скоро мы очутились у огромного дуба, возле которого нос к носу столкнулись с парой незнакомцев.

Вернее, один, задрав голову, стоял внизу, а другой, обвязанный ремнём, вскарабкался высоко по стволу и оттуда вёл беседу с товарищем.

Парню было лет двадцать. Русоволосый, с юношеской курчавой бородкой. Одет по той же старинной моде – порты, лапти, подпоясаннй верёвкой балахон с капюшоном… Рядом стояли большие берестяные короба...

Похоже, нас тут не ждали – во всяком случае, на лице того, кто внизу, я прочёл удивление, смешанное с чем-то вроде досады или испуга.

– Мез̃е тинь тясе т̃ейт̃адъ?! – заорал Вадов. – С̃е ул̃и мин̃ мекшундунък! Ва ул̃и т̃ешксн̃ек!

И показал на вырезанный на коре знак, похожий то ли на скандинавскую руну, то ли на простой иероглиф.

Нижний справился с досадой от нашего неожиданного появления. Упёр руки в боки и вступил в перебранку с Вадовом. Его товарищ сверху закричал:

– Кир̃д̃ек сон̃, Вар̃сей! Мон в̃алгнан! – И начал слезать.

Мне всё это не нравилось. Этак до драки дойдёт, ещё и мне навешают!.. А я, как назло, не силён в боевых искусствах. Приглашали меня как-то на самбо, да я поленился. Никогда не влезал в конфликты, а вот теперь умение драться могло прийтись как раз кстати. Похоже, был тот самый момент, когда мне следовало прокачиваться. Хотя бы до конунга первого уровня.

Второй парень, блондин чуть постарше, спрыгнул на землю и вместе с товарищем, ругаясь, подступили к Вадову. Тот вдруг выхватил из болтающихся на поясе берестяных ножен нож.

Похоже, дело принимало нехороший оборот, и я шагнул между конфликтующими сторонами, раскинув руки.

– Э! Э! Мужики!.. В натуре!.. Давайте без рукоприкладства, а? Из-за чего сыр-бор-то? Ну, залезли на чужое дерево, так признайте по-честному!..

То, что в дуплах живут пчелы, я знал ещё с детства, из мультика про Винни-Пуха. А эти деятели, стало быть, залезли в чужое дупло за чужим мёдом! Бывает…

Речь моя возымела на воришек ошеломляющее действие. Их как водой окатили. Они вытаращили на меня глаза и разинули рты.

Я сделал наблюдение, подтвердившееся в дальнейшем, что местные редко умели скрывать чувства. Удивление, радость, страх, обида – всё было написано у них на лице столь отчётливо, что и психологом-менталистом не надо быть, чтобы прочесть их душевное состояние!

– Кийе сон ул̃и? – охнул один.

– Ан маштъ… – пробормотал другой. – Сон ав̃ ул̃е мин̃ек!

– Вардо! – сказал я, медленно подбирая слова. – Мон улян Вардо. Сюк!

– С̃ук… – пробормотали парни, не переставая бесстыдно таращиться.

Похоже, драться они уже раздумали, и у меня порядком отлегло от сердца.

Незнакомцы обменялись с моим спутником несколькими фразами, после чего Вардо нехотя спрятал нож и хмуро пожал им руки. Мир, стало быть…

Поговорив немного обо мне (а то как же – я тут заезжая звезда!), Вардо стал готовиться к восхождению. Он раздул угли… скинул поклажу и надел поверх лаптей и завязал изогнутые железные штуки с парой шипов. Теперь стало ясно, что это подобие кошек для лазания по деревьям. Обхватив дерево и себя двойным кольцом ремня, он опёрся на петлю спиной, а ногами – в ствол. Перекидывая выше то одно, но другое кольцо ремня, он стал быстро, словно играючи, подниматься вверх, где я заметил расщелину дупла.

– Сайек паргон̃е, Вардо! – он спустил ведёрко, полное мёда вниз. – Максък мон̃ен̃е л̃ийа!

Я отвязал ведёрко и привязал на его место другое. Вадов быстро наполнил его и сказал:

– Анокстак в̃ас̃ен̃ц̃е!

Я понял и без перевода, что требуется смена. Но куда деть мёд из первого ведёрка, не знал. На помощь пришли мои новые знакомые. Хоть они и наблюдали за мной всё это время с выражением лиц взрослых дебилов, настоящим дебилом, вне всякого сомнения, им казался я сам.

– Путък мед̃ вишка паргон̃естъ покш паргос! – сказал русый.

Конечно, я тупил, поэтому парень повторил, показывая жестами, что следует делать (ей-богу, со стороны я им точно виделся этаким деревенским дурачком!):

– Путък! – говорил он изображая, как перекладывает что-то из одного места в другое. – Мед̃ (это я и без объяснения понял!) вишка паргон̃естъ, – показал ладонями нечто маленькое, – покш паргос! – указал на большой короб.

– Мон чарькодян! – буркнул я.

– Сон чар̃код̃и! Сон чар̃код̃и! – по-детски обрадовались бородатые парни. Только что не зааплодировали!

Значит, парго – это вот этот здоровенный короб-ведро, а если к нему прибавить суффикс «-не», получится «ведёрко», «коробок»… А если добавить в конце «-с», получится русское «в». Ну, типа положить «во» что-то. Запомним.

Из глубин памяти всплыло и другое слово – вновь английское, неправильный глагол, который в школе заставляла зубрить англичанка: пут-пут-пут – «положить»! Путык (или путэк, хрен поймёшь!) – «положи» по-местному!

И вдруг осенило (в который раз уже за последние два дня) – а вдруг это, всё-таки, древнеанглийский язык? Вдруг я не в России, а в Англии времён Робина Гуда?

Мне снова стало нехорошо. С русскими, пусть даже древними, я бы ещё как-то договорился, а вот с англичанами… Гейропа, блин! Ещё потащат на костёр, как колдуна!

Хотя «маленький» – «большой», вишка – покш звучало совсем не по-английски. Впрочем, и не по-русски тоже. А ещё это их «медь» – мёд, то есть! Даже я знал, что «мёд» по-английски «хани»! Что же это выходит – они всё-таки славяне? Пра… славяне?

Пойди тут разберись!

Я переложил мёд в большой короб. Странная это была штука – вроде квадратного ведра, сшитого из нескольких широких листов бересты. И как видно, очень надёжная, способная удержать внутри исходящие ароматным сиропом соты.

– Анокстак омбоц̃е!

Я повторил тихо:

– Омбоче, омбоче…

Двое моих новых знакомых этому несказанно обрадовались. Блондин показал мне указательный палец и прокомментировал:

– В̃ас̃ен̃ц̃е! – выставил два пальца. – Омбоц̃е ! – показал три. – Колмоц̃е! – четыре. – Н̃ил̃ец̃е! чар̃код̃ат?

– Чарькодян.

Я смекнул, что на «-че» это ихнее оканчиваются числа типа «перв-ый», «втор-ой», «трет-ий»…

Русый, желая не отстать от товарища, произнёс:

– Анокстак – с̃е ул̃и… – И стал делать невразумительные пассы руками, будто заворачивал что-то.

– Чарькодян, чарькодян, – соврал я.

Хотя и ежу было понятно, что «анокстак» означает «подай» или «принеси»…

Наконец, Вадов полез вниз. Снял кошки, повесил на пояс и надел на спину свой пустой парго. Я, конечно, взял свой, с парой килограммов медовых сот.

– Туйзданъ! – сказал мальчишка мне. А двоим воришкам неудачникам ещё раз указал на вырезанный на коре иероглиф. – С̃е ул̃и мин̃ек т̃ешксн̃ек!

– Тин̃ек, тин̃ек! – согласились те.

Я обернулся, чтобы попрощаться, и увидел, что парни кривляются в ответ на слова Вадова. Как дети, ей-богу!

– До свидания!

– Н̃яйемяц̃ок! – хором откликнулись новые знакомые.

Н̃им – имя, название

Н̃имем – моё имя

Н̃имет̃ – твоё имя

Н̃имзе – его имя (название)

Мон̃ н̃имем – именно моё имя

Но: Мон̃ ейкакшън̃ н̃имзе ул̃и Максим – «Моего ребёнка имя есть Максим». Слово «ребёнок» в Род.п., поэтому после него притяжательный суффикс не ставится, принадлежность выражается личным местоимением.

***

Весь день до вечера мы с Вадовом обходили лесные угодья. Один раз мой спутник предложил мне самому слазить на дерево. Я было взялся, напялил кошки, накинул ремень, но, поднявшись метра на два, чуть не сорвался, вдобавок сломав ноготь, пока сползал на исходную позицию!

– Твою мать! – орал и шипел я, тряся кистью. – Вот гадство! Ты смотри, а? Ноготь сломал! Во! – И я тыкал Вадову под нос пострадавший палец.

Мальчишка внимательно и с некоторым недоумением рассмотрел производственную травму. Потом вдруг взял мою руку и повернул ладонью вверх. Изучил. То же самое проделал с другой ладонью.

– Чё такое? – поинтересовался я.

Мальчишка покачал головой:

– Кяд̃т̃ет̃ ул̃ит̃ прок ейкакш йоно.

– Чё не так с моими руками?

– Кяд̃т̃-ет̃ ул̃ит̃, – медленно произнёс Вадов, указывая на меня.

– Ну… мои руки… есть…

Вадов изобразил младенца на руках. Даже захныкал для убедительности.

– Ейкакш…

– Детские? Да ладно! В смысле?

Вадов показал мне свои. Ладони у него были жёсткие и шершавые, в мозолях и царапинах, с въевшейся золой. Ногти тоже исцарапанные, неровные, с чёрными ободками грязи. Мои руки сейчас тоже выглядели не ахти, но всё же разница была весьма заметна.

– Тон з̃ардойак важод̃ит̃ кяд̃т̃н̃есе?.. – пробормотал под нос мой спутник. Но разъяснять ничего не стал.

Да я и не спрашивал. Только предложил, указав на дерево:

– Слышь… давай лучше ты. Я ни фига не альпинист – угроблюсь ещё, а ты даже скорую не вызовешь!

Но зато мне доставалось таскать полный парго и кошки, которые Вадов называл йалгокячкэзт… Всё справедливо.

Наконец, мальчишка решил, что настало время обеда. Мы уселись под деревом, развязали принесённый из деревни узелок, и Вадов стал делить припасы.

Достал круглый, подгоревший сбоку хлеб, сказал:

– Ва! Кир̃д̃ек кши. – Оторвал большой кусок и протянул его мне: – Тя ул̃и тонкс. – Показал другой: – Тя ул̃и монкс. – Оставшийся небольшой кусок поднял вверх и сказал: – Тя ул̃и Вир̃áвакс. – И положил на землю.

Из допроса, учинённого Вадову, я понял, что Вирява – это что-то вроде лесовика. «Вир̃ен̃ н̃иазор», – объяснял мальчишка. – «Вир̃ен̃ ава!»

Становилось всё веселее!

Я показал на небо и попытался выяснить, как зовут того дядьку, который живёт на небе. Я даже изобразил будто мечу молнии: «Бум! Бум!»

– Пур̃гин̃? – догадался Вадов. – Пур̃гин̃йум?

Он начал что-то объяснять, но я уже не слушал.

Никакие это не староверы! Язычники! И бог у них – почти как Перун!

Во вляпался-то!..

Нет, главное не впадать в панику. Просто по-прежнему наблюдать. Скорее всего, всё само-собой разрулится. Никакого портала в прошлое нет, потому что это противоречит законам физики! Тут либо я лежу в больнице и брежу, либо… либо что-то ещё…

Что именно ещё я так и не придумал. А в загробный мир не верил, хоть и любил фильмы про мертвецов, которые умерли, но не знают, что умерли. А даже если там что-то и есть – не может загробный мир быть таким реальным! И таким примитивным – с лаптями и убогими избами.

Хотя, если подумать – может, это один из уровней ада? Ну, скажем, всякие маньяки-педофилы там в котле варятся, а мелкие грешники вроде меня – мёд собирают…

Да не, ерунда какая-то!

Скромно подкрепившись хлебом, брынзой, луком и запив это молоком, мы продолжили обход медовых деревьев. Причём, на каждом дереве я видел клеймо-иероглиф. Вадов не просто искал дерево с пчёлами, а шёл к уже знакомым. Как ни крути – та же пасека! Одно только непонятно – почему нельзя наколотить ульев и поставить их возле дома – как делают все нормальные пчеловоды? В этих краях явно питали слабость к лишним телодвижениям!

…Начало смеркаться, когда мы закончили работу и с тяжёлой ношей на спине направились домой.

Деревня встретила нас запахом дыма и навоза, лаем собак и огоньками в крошечных окошках.

– Вадов, – спросил я, как сумел. – Как ул̃и ним тон̃ деревня? Ну… куду-куду-куду…

Тот ответил, не оборачиваясь:

– Монь вел̃ян̃ нимзе ул̃и Веркайу́ха.

Ударение

Падает на первый слог. Но если слово состоит из двух основ, каждая основа несёт своё ударение: Ве́ркайу́ха, И́на́зор, Па́ра́ва, Ке́л̃емо́ш.

Если в сложносоставном слове встречаются гласные о+а, е+а, э+а, то происходит поглощение первой гласной: Ине-азор – И́на́зор, Паро-ава – Парава, Кел̃емэ-ош – Кел̃емош

Грамматика

Проспрягайте: «работать» важод̃емс

Я работаю               …                    Мы работаем – Мин̃ важод̃т̃анъ

Ты работаешь         …                    Вы работаете – Тин̃ важод̃т̃адъ

Он работает            …                    Они работают – Син̃ важод̃ит̃

Прошедшее время (неопределённое)

Я работал – Мон важод̃ин̃                        Мы работали – Мин̃ важод̃ин̃ек

Ты работал – Тон̃ важод̃ит̃                                  Вы работали – Тин̃ важод̃ид̃е

Он работал – Сон важод̃с̃                           Они работали – Син̃ важод̃с̃т̃