Муромань вал

5. ПЕЛ̃ ВЕТ̃ЕЦ̃Е

Ър̃ексчи

Ър̃ексчи – рабство

Мен̃с̃т̃ев̃ъмс – сбежать, убежать

Мен̃ез̃ев̃ъмс – пойти, отправиться (с начинательным суффиксом)

Вийедя – сильный

Ал̃а – мужчина

Пул̃вз̃амс – встать на колени

Ванъмс – смотреть (зд. проверить)

кяд̃йонкстнек марто – вместе с оружием

Потамс ки – уступить дорогу, дать пройти

Вот так началась новая страница моей жизни. И если раньше я считал жизнь в деревне тяжёлой и полной забот, так это я просто рабом в городе не был!

Поднимали меня засветло. Как правило, пинками. Так что я быстро научился просыпаться по биологическому будильнику прежде, чем приходил один из помощников или сыновей утумазора. И ведь слова не скажешь! Я попытался поначалу – даже в драку полез от обиды. На меня навалились сразу несколько товарищей обидчика и били меня, лежачего, ногами… Долго, но аккуратно – чтобы не помер ненароком. Или не слёг в постель, отлынивая от работы. А потом кинули в погреб.

Работать тут приходилось от рассвета до заката! Прямо подмывает сказать «изнурительно»! Хотя это и не так, – мой труд был не особо тяжёл физически, но беспрерывен, однообразен и унизителен.

Сеель делал всё, чтобы я не чувствовал себя на курорте! Постоянно давал невыполнимые требования и лупил за неисполнение. Посылали меня, конечно, в самые грязные углы княжеского двора. Выгребную яму, например, чистить. Здесь отхожее место было вполне цивильным – домик такой с деревянными седалищами. С помощью ведра на длинной палке я выгребал смрадную жижу, наполняя ею стоящую на телеге бочку. Телегой правил другой раб, но он тут был уже давно и себя считал существом привилегированным, потому отдуваться мне приходилось за двоих.

Даже не представляете, какая это мерзость!.. Меня пару раз не вырвало только потому, что в желудке было пусто!

Дерьмо мы возили за город, вываливая в глубокую яму. Вот тут бы мне взять и дёрнуть к лесу!.. А напарник словно мысли мои прочитал. Буркнул с телеги:

– Дъ ил̃ак ар̃с̃е мен̃с̃т̃ев̃ъмс! И не думай сбежать! Ков̃ мен̃ез̃ев̃ат? Куда ты пойдёшь?

Да я и не думал. Так просто… Осмотрел окрестности и вздохнул, понимая тщетность столь заманчивого побега! Гончие псы враз догонят! Или волки… Или холод…

Выгребная яма опустела, и Сеель подготовил для меня новый фронт работ. Он быстро раскусил мой страх перед лошадьми, и конечно отправил на конюшню. Тамошний лишмева́ниц̃а тоже со мной особо не церемонился. Злой такой дядька, высокий и жилистый. С железной хваткой и замашками солдафона. Я попытался было ему объяснить, что мон пел̃еман л̃ишмет̃н̃ен̃ боюсь лошадей. Что «дъ къда сон мон̃ йалгосъ лошт̃и»? «а если она меня ногой ударит?..»

На что конюх доверительно так наклонился ко мне и спрашивает:

–  Дъ къда мон тон̃ йалгосъ лошт̃ан? А если я тебя ногой ударю?

Я не стал проверять, осуществит ли он свою угрозу, и поплёлся к лошадям. Ладно, мальчишка, трущий конскую спину щёткой, подмигнул мне и обнадёжил:

– Ат пел̃ема! Не бойся! Лишмет̃ ул̃ит̃ парот! Лошади хорошие! Просто с ними подружиться надо! Я покажу!

Эх! Хоть кто-то здесь относился ко мне по-человечески!

К слову сказать, лошади и вправду оказались не такими страшными, как мне всегда казалось. Но я, всё-таки, благоразумно старался не приближаться к ним сзади.

Сначала я думал сбежать. Скажем, когда для меня найдётся работа во внешнем городе. Но потом пораскинул мозгами и пришёл к выводу, что ничего не выйдет. Одежда у меня дрянь, припасов нет, от волков отбиваться не умею… Даже если за мной не пошлют погоню – лес сам убьёт меня! Следовало ждать лета. Летом, говорят, и волки добрее, и пропитание найти проще. Вернусь в Верка-Йуху, буду нырять всю осень, пока домой не затянет! А вот потом…

Эх, что бы люди делали, не умей они мечтать! В своих грёзах я уже завоевал половину местного мира, обратил в руины десятки городов, а Сееля убил сорока разными способами! Это хоть немного облегчало страдания!

Кроме меня, Цёкова и Кемаля во дворце работало ещё десятка два рабов. Молодые и старые, мужчины и женщины, в моём понимании, они совсем на таковых не походили. Нормально одеты, в меру веселы и как будто вполне счастливы. Ни цепей или верёвок, ни ошейников... Да и жили кто при конюшне, кто во дворце. Это я точно знаю, потому как мне объяснили однажды.

Люди эти чаще всего были добры ко мне. Помогали по мере сил. Честно сказать, меня это растрогало – вроде чужие, а всякий раз за просто так какую-никакую поддержку оказывали. Где словом, где делом… Те, кто рангом повыше, конюхи, там, рабочие в амбарах – тоже не особо допекали. Думаю, утумазора они не любили.

Эти тоже спрашивали: «Откуда ты?» А я поначалу отвечал своё: «Мон ул̃ан томбал̃д̃е» А они начинали уточнять: «Косъ с̃е ул̃и – томбал̃кс?» Ну, я вскоре плюнул и стал говорить: «Мон ул̃ан славйан». Мои собеседники, конечно, пытались выяснить, как меня угораздило из далёкой «славйанън̃ масторстъ» попасть в их края, но я невнятно мычал, жестикулировал и кривился, давая понять, что не с моим словарным запасом давать подобные разъяснения.

С людьми познатнее было хуже. Особенно с молодёжью. Я давно сделал наблюдение, что человек бывалый, прошедший огонь, воду и медные трубы куда более спокоен и уравновешен даже в конфликтной ситуации. А молодой жеребец, ещё пороху не нюхавший, сам на конфликт нарывается – из кожи вон лезет, лишь бы показать, какой он крутой! А на ком проще всего отыграться? На самом безответном. То есть, на мне.

Больше всего, кроме утумазора, конечно, меня доставал парень по имени Виедаля. Он был одним из княжеских сыновей от какой-то то ли жены, то ли наложницы – семейные дела тут, как я успел убедиться, запутаны до невозможности! Вообще жён у князя было три, а тех, с кем он официально спит – и того больше.

По возрасту Виедаля был немного младше меня. А вёл себя, как восьмиклассник! Ну, точно, как те помощники утумазора! Вот и верь после этого, что в средние века люди раньше взрослели! Он постоянно норовил подставить мне ногу, толкнуть, дать пинка… Просто так, не со злобы, ради забавы! А так как среди сверстников Виедаля был лидером, то и товарищи его старались не отставать – собьют меня с ног, и ржут, глядя, как я собираю дрова, там, или сено, или, что ещё хуже, навоз конский!.. А я ведь и ответить не могу!

Однажды они вообще начали в меня из луков стрелять! Не всерьёз – попугать только. Но вот мне от осознания этого веселее не стало! Я бегал по всему двору, прыгая и пытаясь увернуться от летящих в меня стрел, оскользаясь и падая в жирную грязь! Одна стрела, с тупым утолщением на конце (такими, я уже знал, били пушного зверя, чтобы не попортить шкуру), попала мне в плечо, оставив багровый кровоподтёк! А случись подобное с боевым железным остриём – пусть даже при лёгкой ране смерть от столбняка или заражения крови была бы мне обеспечена!

На моё счастье, во дворе появился Выйму – это тот самый пожилой «дружинник», который подходил ко мне на рынке. Не знаю, какую должность он тут занимал, но я пару раз видел, как он беседует с одной из знатных женщин на непонятном языке – явно не скалваничском. Мне в голову стало закрадываться подозрение, что именно этот дядька меня утумазору и сдал! Увидел на рынке, узнал – и донёс!

Но теперь он невольно вступился за меня – когда Виедаля едва не прострелил его самого! Выйму на лету, точно муху, перехватил стрелу, сердито отбросил её и гаркнул:

– Мез̃е тин̃ т̃ейтадъ? Вы что творите?! Кулув̃тъмс кийен̃йак бажатадъ? Убить кого хотите! Ва мон азан т̃ет̃ат-аватненте! Вот я скажу родителям!

Молодёжь сразу попрятала луки, забормотала извинения. А я, пользуясь моментом, сбежал.

Но в следующий раз Виедаля меня подловил уже на конюшне, когда я навоз вычищал. Вроде бы уже закончил дело, – но тут и появился мой недруг в компании друзей.

– Хэй! Ърекс! Эй! Раб! Дъ мекс чал̃го ул̃и ужотнесе? А почему по углам грязь?

Я поначалу не сообразил, но парень ткнул в «зону плинтуса» между стеной и полом.

– Ва тясе! Вот здесь! Ванък, з̃аро чал̃го! Смотри, сколько грязи! Возьми нож и вычисти!

Грязь там была всегда! Обычная земля, вперемежку с навозом и соломой. Но Виедале надо было повыделываться!

Без лишних препирательств я взял нож, опустился на корточки и принялся за работу. Виедаля пнул меня в плечо так, что я упал на четвереньки, едва не напоровшись на сточенное лезвие.

– Пул̃вз̃ак! На колени встань! Ис̃т̃а ул̃и с̃ед̃е паро! Так удобнее! – И удовлетворённо констатировал: – Ис̃т̃а важод̃ек! Вот так и работай. Сан дъ ванан! Приду – проверю!

Минут через десять меня увидел Сеель.

– Апт̃ук! Дурак! – заорал он, пнув меня в спину. – Мез̃е тон т̃ейат? Ты что делаешь?!

– Вийедал̃а мер̃и. Виедаля велел, – промычал я.

– Пял̃яз̃! Сумасшедший! Мен̃ек тев тейемс! Иди делом займись!

А когда я «тев тейин̃», меня подловил Виедаля.

– Мез̃е тон т̃ейат, ър̃екс! Ты что делаешь, раб?! Мез̃е мон мер̃ин̃ тонте? Я тебе что велел?

– С̃ейел̃ мер̃с̃… Сеель сказал…

– Дъ тон кийен̃ кунсулат? А ты кого слушаешь? Кийе ул̃и азорът – С̃ейел̃ ел̃и мин̃? Кто твой хозяин – Сеель или я?

Я понятия не имел, в чьей я собственности. Никогда не интересовался подобными юридическими тонкостями!

– Мен̃ек л̃ишмекудус дъ ван̃скав̃тък! Иди на конюшню и чисти!

Точку в споре поставил один из слуг. Он крикнул мне:

– Мен̃ек тяй, Вардо! Иди сюда, Вардо! Локс̃ей мер̃с̃ тон̃ вед̃амс! Локсей велел тебя привести!

Локсей – это старик, явившийся передо мной в первое посещение Китьненьоша в шкуре оленя. Который лошадь из храма выводил. Чаще старика называли не по имени, а по должности – Ин̃оза́т̃а, «великий озатя», как я понимаю. Со вторым словом пока не разобрался. На ат̃а похоже – «старик». Думаю, он что-то вроде волхва или шамана – видел, как он обряды совершал и в бубен бил. Он со мной особо не разговаривал, не опускался так низко – лишь косился изредка, да ворчал под нос при встрече.

Не знаю, что на шамана нашло, но когда меня привели к нему в дом, стоявший на краю княжеского двора – он учинил мне пустой допрос в приевшемся местном духе: как попал, кем был, сколько людей со мной попало в их страну… Ну, всё такое прочее.

Инёзатя выслушал, долго думал, и когда я уж решил, что он меня прогонит, спросил вдруг:

– Дъ тон, Вардо, маштат вед̃амс тяй пукштуртнен̃ кяд̃йонкстнек марто, т̃ейев̃т̃ пур̃гин̃сте дъ йондолтнесте? А ты, Вардо, можешь привести сюда воинов с оружием, сделанным из грома и молний?

Конец фразы я не понял, но общую идею схватил. Говорю:

– Пукштуртнен̃? Мин̃ пукштуртнен̃? Воинов? Моих воинов? Яряс̃т̃, азор! Нет, господин! Мон ан сода, кода понгомс масторсън. Я не знаю, как поспасть в мою страну.

А сам думаю – да дедок, похоже, сам в наполеоны захотел! Уже планы строит на моих спецназовцев! Хочет соседние страны завоевать!

– Дъ къда тон содин̃д̃ер̃ат? А если узнаешь?

У меня аж холодок по спине побежал! Неужели поможет?

Но тут вдруг что-то как будто отщёлкнуло в голове! А что если он меня проверяет? Что если догадался, о чём я втайне мечтаю? И я замотал головой.

– Яряс̃т̃, азор! Яряс̃т̃!Пукштурт… Яряс̃т̃!..

Я растерялся, развёл руками и замолчал.

Локсей посверлил меня взглядом из-под кустистых бровей и промолвил:

– Вадъ тясте!

Я ушёл от него с чувством глубокой признательности за несколько минут отдыха от утумазора и знатного недоросля Виедаля!

А вот с кем я сам хотел пообщаться по душам – это княжеская дочка. Пухлогубая блондинка была одной из тех немногих, кто кумекал насчёт «той стороны»… Имя её я поначалу не просто выговорить – даже запомнить не мог! Потом, когда снова завёл у себя берестяной словарик, разложил по составу и расшифровал. Лум-Зуркс-т её звали – Снежные-Кудри, Снегокудрая!

Я всё думал, как к ней подступиться, но всякий раз то занят был под завязку, то вокруг девушки вертелся кто-то… И вот раз мы столкнулись нос-к-носу в конюшне. В одиночестве. Я замер у неё на пути, открывая и закрывая рот, – и она остановилась напротив.

– С̃ук! Привет! – сказал я, наконец. – Н̃иазор… Госпожа… Тон содат мон̃? Ты меня знаешь? Мон ул̃ан томбал̃д̃е. Я тот человек с той стороны. Мин̃… Тон н̃яйит̃ мон̃. Мы... Ты видела меня.

Она хмыкнула.

– Мон н̃яйин̃ тон̃. Я видела тебя. Тон т̃ур̃ит̃ мин̃ек каршо. Ты воевал против нас.

– Яряс̃т̃! Яряс̃т̃! Мон… ав̃ т̃юре… Нет! Нет! Я… не воевать! Мон… Я… Мне сказали… – Я запнулся. Нужные слова сразу забылись как-то, и я лишь сумел повторить: – Мон… ав̃ т̃юре!

– Нама! Конечно, – неожиданно согласилась девушка. – Тон ул̃и вел̃ев̃ покш пел̃иц̃а, ет̃т̃е т̃ур̃ев̃л̃ит̃! Ты слишком большой трус, чтобы воевать!

А я даже обрадовался! Кивнул.

– Ис̃т̃а. Мон ул̃ан пел̃иц̃а! Да. Я трус! Мекев̃ мон ул̃ан паро ломан̃! Но я хороший человек!

Она криво усмехнулась.

– Потак ки. Дай пройти.

– Мез̃е? Что?..

– Потак ки, ърекс! Дай пройти, раб!

Я неловко подался назад.

– Ис̃т̃а… нама… Да… конечно…

Она прошла мимо, оттолкнув меня плечом.

– Вот, сука! – проворчал я в сердцах. – Дура набитая!

Хоть поругаться я мог всласть! Девчонка ни слова не понимала по-русски!

– Мез̃е?..

Я промолвил громче:

– Мон кортан… мон мен̃ан важод̃емс! Говорю… пойду работать!

– Мен̃ек, мен̃ек, ърек! Иди, иди, раб!

Вот так я и узнал о том, что ей откровенно наплевать, кто я и откуда. Тот разговор в княжеском дворце, когда нас судили одетые зверьми люди, я почти не понял. И не знал, какую роль в моей судьбе сыграла Лумзуркст. Похоже, если она и испытывала ко мне интерес, теперь полностью его утратила.

Более того – после разговора на конюшне девушка и сама стала искать случай так или иначе задеть меня или просто посмеяться, глядя, как надо мной изголяется Сеель или знатная молодёжь.

К счастью, обойти её стороной мне удавалось чаще, чем утумазора.

В итоге, когда начался месяц, который тут называли ейз̃урков̃, «сосулечник», и под снегом начали проглядывать проталины, я превратился в измождённого, грязного и затравленного урода. Постоянный недосып, окрики и тычки лишали меня воли к сопротивлению. Я уж и о побеге не думал – мечтал только выспаться!

А изредка, когда совсем уж невмоготу становилось, я представлял, как утумазор однажды войдёт в сарай и увидит моё бездыханное тело, медленно поворачивающееся в петле… Но потом я понимал, что Сеель только довольно ухмыльнётся и прикажет остальным рабам снять меня и закопать где-нибудь за городом. И становилось жалко себя до слёз. Да и родителей жалко – хоть ради них выжить и выбраться из этого зоопарка!