Муромань вал

4. ПЕЛ̃ Н̃ИЛ̃ЕЦ̃Е

Ърексмийекшн̃емя

Ърекс – раб

Мийекшн̃емя – торговля

Лан̃д̃амс – присесть (на корточки)

Ид̃емка – выкуп

Ул̃и кода – можно (физически; букв. «есть как»)

Лондадъмс – рухнуть, обвалиться

Кучъмс – послать, прислать

Пйяв̃с путъмс – наставить на ум

Йалат̃еке кода – как угодно

Кортамс – говорить (зд. торговаться)

В Китьненьоше кипела жизнь. Люди, по-муравьиному споро и деловито, восстанавливали разрушенное. Уцелевшие брёвна вновь шли в оборот, сгоревшие заменялись свежими. Стучали топоры, шумели голоса, пахло сосновой смолой, дымом, опилками и конским навозом.

Я вновь был на торгу. Вновь повсюду продавали всякую всячину, вновь весело суетился люд, продавцы нахваливали товар, а купцы ходили, приценивались.

Вот только товаром теперь был я сам!

Взявшие меня в плен ребята долго допытывались (по счастью, без пристрастия), «кийе мон ул̃ан», «кодамо рас̃кед̃е», да «кодамо ид̃емка рас̃кет̃ маштит̃ сайемс тонте» «какой выкуп твои родственники могут за тебя дать». Я, понятно, клялся, что «мон̃ ав̃ ул̃е йармакт» «денег у меня нет» и «мон̃ ав̃ ул̃е тясе рас̃ке, дъ косъ ул̃и масторъм мон ан сода» «родных тут нет, а где моя страна – не знаю». Убедившись, что с меня взятки гладки и немного попинав от досады, меня поволокли обратно в Китьнень-ош. Ну, не в сам город, понятно, а туда, где был прежде наш лагерь. Не развязывая, пихнули в кучу таких же пленных, предварительно привязав на шею шнурок с куском бересты. А на бересте – иероглиф т̃ешкс, чтобы, значит, товар не перепутать. Хорошо хоть, клеймо калёным железом не выжгли на заднице!

Нет, пихать, конечно, пихали. Довольно больно. И обращались, пожалуй, похуже чем с животным.

Вон, говорю:

– Мон бажан с̃ес̃н̃емс. Я хочу срать.

– Дъ мез̃е? И что? – спрашивают.

– Ну… мон̃ яряви туйемс…мне надо пойти… – Я махнул рукой в сторону леса.

Мои конвоиры хохотнули, раскусив, как им думалось, мой наивный план:

– Ено мез̃е! Ну да! Тон ар̃с̃ат, с̃е ав̃ ул̃е стака ман̃амс мин̃? Думаешь, нас так легко обмануть? Тон кастат мел̃ мен̃с̃т̃ев̃ъмс? Думаешь сбежать? Мин̃ атанъ ул̃е апт̃укт! Мы не дураки!

– Дъ мез̃е мон т̃ейан? И что мне делать?

– Тясе лан̃д̃ак дъ с̃ес̃н̃ек! Тут садись и сри!

Я огляделся. Вокруг было полно других пленных, помятых и хмурых. Не, я, конечно, без комплексов, но уж точно не до такой степени! Стал объяснять насчёт гигиены, но местным, похоже, на мои удобства было наплевать. Как хочешь, мол. Дело твоё! Надо сказать, местные по этому поводу совершенно не парились – это я давно понял!

Но это ещё ничего! Главное – не убили. А то, что не убивает – русскому человеку идёт на пользу!

Это я себя так успокаивал. Потому что страшно было до тряски в ногах! А ну как возьмут – и прирежут! И никто дома не узнает тогда, что со мной случилось на самом деле! Как не узнают о судьбах тех, кто попадал сюда до меня!

Но ведь кто-то выбрался, рассказал о невидимом граде Китеже! Так что главное – не нарываться. На карачках, там, поползать перед местным авторитетом, челом побить – это я запросто! А гордость пусть меня потом мучает, на пенсии.

Короче, нас пригнали назад, к городу и разместили прямо под открытым небом! Пришлось сбиться в кучу, чтобы не замёрзнуть. Тут же к нашим конвоирам подкатили дядьки с перстнями на пальцах и при охране, стали торговаться… Одного я узнал даже – он в том лагере у Выксоша был! Вот хмырь! И нашим, значит – и вашим!

Вот этот дядька меня и купил вместе с целым отрядом других пленников! Слышал, рабов раньше на рынках догола раздевали, щупали… Но нас забрали оптом, явно по дешёвке, потому лишь мельком осмотрели. Меня одного полапали за рёбра – уж очень я трясся от холода. Видно, решили, что больной или раненый.

Нас загнали в какой-то сарай и к вечеру даже накормили. Это понятно – мы теперь товар, а худых, да голодных хорошо не продашь! А утром, ни свет, ни заря, тех, кто постарше, оставили, а молодёжь вроде меня вывели на торг.

К моему счастью, выглянуло солнце, даже припекало чуть-чуть. Думаю, зиме пора было уж идти на убыль. Сейчас бы взглянул на свой календарь, но всё моё скудное имущество осталось в лагере, и я сильно сомневался, что удастся когда-нибудь обнаружить мою сумку с берестяным дневником и словарём. Но при создавшихся обстоятельствах меня это заботило меньше всего.

– Паро. Хорошо, – констатировал парень рядом со мной. У него было разбито лицо, и он хромал. Видно, неслабо помяли, когда брали в плен. – Къда син̃ тясе мин̃ мийин̃д̃ер̃ит̃, мин̃ карматанъ тясе ел̃ама. Если здесь продадут, здесь и жить будем. Ул̃и кода мен̃с̃т̃ев̃ъмс – кудум ул̃и ава́соло. Убежать можно – дом недалеко.

– Ис̃т̃а! Да! – подтвердил другой мой сосед. – Ва къла мийинд̃ер̃ит̃ До́рмо́рс – тон йомат! Вот если бы продали в Дормор – то пиши пропало!

– Косъ с̃е ул̃и – Дормор? Где это – Дормор? – спросил я.

– Л̃ямбейо́нкссъ. На юге. Косъ ул̃и ин̃евед̃. Где море.

– Тин̃ тосъ ул̃н̃ид̃е? Вы там были?

Они покачали головами.

– Яряс̃! С̃е ул̃и васоло. Нет. Это далеко. Ат̃а С̃ардо шабран̃ вел̃ясте тосъ ул̃н̃ес̃. Старик Сярдо из соседней деревни там бывал. Уйн̃ес̃ мийекшн̃емс. Плавал торговать. Корти, ул̃и мази. Говорит – красиво! Кудут т̃ейев̃т̃ кевсте! Дома из камня!

– Кенгел̃и сон! Врёт он! – заспорил помятый парень. И сплюнул красную слюну. – Кодамо апт̃ук карми кевсте пут̃н̃емя? Какой же дурак будет из камня строить? Дъ къда лондадин̃д̃ер̃и? А если обвалится?

– Мон ан сода мез̃ейак! Не знаю ничего! С̃ардо ис̃т̃а азондс̃! Сярдо так рассказывал! Дъ мон сон̃ кеман! А я ему верю!

Так… География моих познаний понемногу расширялась. Значит, есть тут дальнее место под названием Дормор – с каменными домами, у моря, и ещё оттуда редко возвращаются. Убей, я ничего с таким названием из нашей истории припомнить не мог! Ну, разве что кроме Мордора. Но это совсем из другой оперы!

Наш охранник – лысый детина со здоровенным ножом на поясе и плетью в руке, хмыкнул:

– Ва рамит̃ тин̃ Дорморън̃ мийекшн̃иц̃ат – с̃есте ис̃е няйт̃т̃адъ! Вот купят вас дорморские купцы – тогда сами увидите!

Он к нашей болтовне относился лояльно, не зверствовал. Видно, детство у него не было особо тяжёлым, и охранник не имел склонности самоутверждаться через насилие.

Но мой помятый сосед буркнул чуть погодя:

– Син̃ ат̃ рама! Не купят! Син̃ тяй т̃ел̃ет̃ ат̃ ардъ, кел̃мед̃е пел̃мит̃. Они сюда зимой не ездят, холода боятся. Дъ мин̃ тов̃ ат̃ ускъ. А нас туда не повезут.

– Ускъмс тин̃! Повезёшь вас! – лениво согласился охранник. – Тин̃ ено пел̃в̃утсъ урадтадъ! Вы же на полдороге сдохнете!

Мы простояли без толку целый день. Я промёрз, как цуцик, только и согревался что топаньем да приседанием. А ещё руки и ноги связаны ремнями – не вплотную, а как бы кандалами. Ковылять только и можно!

К нам, конечно, подходили местные, чтобы посмеяться, поплевать, побросать снежками – к радости лысого охранника… Иной пытался и палкой ткнуть, но тут охранник лениво вмешивался – ему велели беречь товар от порчи. Меня такое поведение местных не удивляло – мы для них были врагами! А над врагами грех не поиздеваться!

На второй день стояла такая же солнечная погода. Снег искрился и слепил глаза. Работа у горожан спорилась, и я мог наблюдать, как стремительно вырастают на месте руин новые жёлтые избы.

Осознание того, что меня продавали, как барана, давило на психику! И ведь ничего не поделаешь! Эти, соседи мои, хоть могли мечтать о побеге, а мне и бежать некуда! В одиночку я Верка-Юху не найду, а без своих записей даже день теперь не рассчитаю, в который в озеро прыгать надо!

Людей мимо нас теперь ходило побольше, нежели вчера. Многие и ценой интересовались. Хозяин сразу начинал расхваливать «товар», но покупатели только рукой махали. Уж не знаю – денег ли не было, или мы не нравились. Или просто время убивали, не собираясь обзаводиться дешёвой рабочей силой…

И вдруг среди общего сумбура окружающей меня речи, уже узнаваемой с полуслова и совершенно привычной, я услышал слова, заставившие меня подскочить на месте!

Прогуливаясь по торговым рядам, к нам приблизились два незнакомца. Возраста – зрелого. Одеты на обычный манер, разве что добротно. Цветные кафтаны такие (ну, не шуба, а вроде длинного пальто, не знаю, как назвать), шапки с меховой опушью, кожаные сапоги... Из оружия – ножи. Кошельки на поясе. Вроде зажиточных горожан или купцов средней руки. Вот только глаз мой, измыленный созерцанием скалваничей, выцепил в их облике мелкие, но существенные отличия от местных. Лица первым делом, – тут никто бороду не брил, а эти – с длинными тёмными усами и бритыми подбородками, правда, заросшими недельной щетиной. И металлическая окантовка ножен не такая, как у скалваничей. И язык!..

Я сейчас пишу русскими буквами – но вживую, на слух, речь их воспринималась совсем не по-написанному! Непонятнее. Произношение тех или иных звуков, интонации – они ведь тоже свою лепту вносят в понимание…

Так вот, я сначала прямо подскочил, а потом чуть не сел, когда один из мужчин указал на нас и отметил:

…– А вот тут младых невольников продают. Бери, пока сут дешеве.

Его спутник усмехнулся:

– Хва́ла тобе! Они ж найслабых продают. Зашто они мне? Умрут в драге – а я остану без денег!

Я даже решил поначалу, что ослышался!

Речь звучала не по-русски, но славянское происхождение языка было несомненно! Да и не должен был язык наших предков звучать по-современному в далёком прошлом! Несколько секунд я открывал и закрывал рот, моргал, приходя в себя – а потом взволнованно, запинаясь, выдал:

– Здравствуйте!.. Славяне, да?.. Русские?

Усачи остановились, а надсмотрщик наш лениво смерил меня взглядом. Не исключено, оценивал мои шансы на побег.

– Што?..

– Ну… вы – славяне? Наши, да?

– Так… Словяни…

Я подскочил от радости.

– Я тоже!.. Тоже славянин!.. Русские! Русских знаете? Русичи!..

Братья-славяне нахмурились, покачали головами.

– Русичи? Не. Не знамо.

– Ну, не важно! Я ж… это… тоже…

Я запнулся. Я совершенно не представлял, что делать дальше. Думал, дядьки сами всё поймут и заберут меня… Ну, или это… выкупят, что ли…

Они как будто догадались.

– Откуд еси? Из кторого града?

– Москва! Из Москвы! – выпалил я, и тут вспомнил, что Москву основали только в 12 веке. А если это век, скажем, десятый? – Киев знаете? – спрашиваю.

Славяне вновь покачали головами.

– Где такой есть?

Так… ладно…

– А Русь? Русь знаете? Страна такая!

– Стра-на?.. Не знамо. Што есть «страна»?

– А-а… – и тут я пошёл ва-банк. – Томбальде! – говорю: – То есть… Я из другого мира! С другой стороны! Понимаете?

Но тут появился помощник хозяина. Он учтиво согнулся перед потенциальными покупателями и начал «впаривать» товар:

– Рамадъ, азорт! Покупайте, господа! Ц̃ора ул̃и од, Вийедя дъ тагъ пел̃иц̃а чуръда! Парень молодой, сильный да ещё трус редкий! Сон карми ул̃е паро ърекс! Хорошим рабом будет!

Но братья-славяне усмехнулись, покачали головами и неспешно зашагали прочь, бросив на прощанье:

– Хвала! С̃укпйя, паро ломан̃! Спасибо, добрый человек! Карматанъ ар̃с̃еме! Будем думать!

У меня внутри аж упало всё!.. Вот-те раз! Хотя, чего я от них ждал? В средние века так оно и было – каждый сам за себя! С какой стати им на незнакомого человека тратиться? Вон, даже про «ту сторону» они не в курсе!

Плохо! Совсем плохо! Одно только радовало – этот мир не такой уж и чуждый мне. Тут есть хотя бы знакомые народы. Вот только почему не знают русских? И почему не знают ни Москвы, ни Киева? Что, я в такую древность залетел?

Погружённый в тяжёлые раздумья, я и не заметил сразу, что ещё один прохожий проявил к нам интерес. Пожилой, светловолосый, одет далеко не бедно. В расшитом по краю голубом плаще. Без меча, но при дорогом ноже. Дружинник какой… Подошёл, спросил у продавца:

– Мез̃д̃е мийат? Почём продаёшь?

– Кав̃то н̃укс̃ет̃. Две нюксе.

– Пит̃н̃едя! Дорого! Н̃ей покш ломан̃т̃н̃ен̃т̃е ул̃и ен̃алдъвикс с̃ед̃е ала́мо. Сейчас и за взрослых просят меньше.

– Карматанъ корта, т̃ев ул̃и св̃алшкан̃. Поторгуемся, дело привычное.

Но незнакомец вроде не настроен был покупать.

– Кийет̃ син̃ ул̃ит̃? Кто они такие?

– Дъ араз̃и тон ат н̃яйат? Кел̃емошстъ. Да разве не видишь? Из Келемоша. Ва тя ул̃емя словйан. Вот этот, похоже, славянин.

– Вид̃е? Кода сон тяй понгс̃? Правда? Как он сюда попал?

– Мон ан сода. Не знаю. Ул̃емя сон ул̃и и́с̃т̃ажо́ кийен̃-кийен̃ ър̃екс … Может, тоже чей-то раб…

Мужик задумчиво почесал бороду.

– Хей! Костъ тон ул̃ат? Эй! Ты откуда?

– Томбал̃д̃е, – буркнул я.

– А-а… – лениво протянул блондин и неспешно направился дальше. Он тоже был не в курсе существования иных миров.

Целый день мы провели на улице. Вроде и не холодно, а попробуй постой без движения на одном месте! Промёрз я жутко, даже притопы и прихлопы не помогали. А ещё руки связаны, затекли! Время от времени я начинал жаловаться, но меня не слушали. Хотя, следует отметить, и не били.

Вечером нас напоили горячим мёдом, сильно разбавленным водой. Мёд варили с травами, и этот напиток, как я успел догадаться, зимой тут заменял чай. Я хоть немного согрелся. А утром нас вновь выгнали на улицу.

Народу прибавилось. И прибавилось желающих поплевать в нас и побросать снежками. Кое-кто подходил, приценивался, вертел нас, чтобы осмотреть со всех сторон, спрашивал: «Что умеешь делать?»

Я честно отвечал, что «делать ничего не умею». Врал, конечно. Кое-чему я всё же научился, но зачем набивать себе цену? Вдруг, решат, что и раб из меня никудышный – плюнут и прогонят с глаз долой! Правда, что я буду делать дальше, получив свободу, я пока не думал.

Один из потенциальных покупателей, невысокого роста, плешивый и с жиденькой бородёнкой, подошёл в сопровождении пары дюжих помощников. Кивнул в знак приветствия приказчику.

– Ер̃, н̃яйев̃т̃ек, мез̃е тон̃ ул̃и?.. Ну-ка, покажи, что тут у тебя?..

Я обомлел! Потому что с первого взгляда узнал того утуазора, которого уличил в неправильном подсчёте пару месяцев назад! И который, как я понял, нанял чудом не расправившихся со мной убийц!

И он, едва взглянул на меня – рот разинул. Но лишь на мгновение. Хитрый, зараза! Сразу так глаза отвёл, и стал других осматривать. Посмотрел, поторговался. Потом за второго принялся. И только затем ко мне подступил. И так, и сяк, и наперекосяк…

– Мез̃д̃е, За сколько, – говорит, – сон̃? этого?

Ну, ему озвучили прежнюю цену. Утумазор тыр-пыр… Я уж тут не вникаю – не слушал, не о том думал! Я ж сразу догадался, что плешивый гад стал ко мне прицениваться ради мести! А вдруг как убьёт? Деньги за меня требуют небольшие, не жалко ради хорошего-то дела! Купит – и ножичком, ножичком!..

Смотрю, а неподалёку и дедок тот тусит – ну который «дружинник». Косит глазом в нашу сторону. Уж лучше бы он купил!

Короче, слышу, хозяин говорит: «Паро! Тон ул̃ат из̃н̃иц̃а! Сайек яйкед̃е!» «Ладно! Твоя взяла! Бери за одну!» Вот так, значит! За одну шкурку продали! Ну, или за монету серебряную! Такие вот тут цены на жизнь – какие вам права человека! Да они даже слов таких не знают!

В общем, берёт утумазор меня за верёвочку, которая на шее висит (нежно так берёт), отдаёт её помощнику, а сам по-доброму улыбается.

– Йа, – говорит, – мин̃ ул̃т̃анъ вана вастъз̃! Ну, вот и встретились! Тон ат ул̃е стув̃тъз̃ мин̃? Не забыл меня?

Я решил промолчать.

– Дъ мон кир̃д̃ан мел̃се! А вот я помню! Парстъ кир̃д̃ан мел̃се! Хорошо помню! Теперь ты мне всё отработаешь!

– Тон содат син̃? Знаешь его? – спросил мой бывший хозяин. Думаю, он пожалел, что не настоял на большей цене.

– Ала́мо. Немного. – Утумазор скомандовал помощникам: – Мен̃езданъ! Пошли! Чи ушудов̃с̃ паростъ! День начался удачно!

Мы ещё долго ходили по рынку, пока утумазор выбирал рабов. Дюжие помощники его развлекались тем, что ставили мне подножки и раздавали пинки. Ржали при этом и делились впечатлениями, будто обоим было лет по четырнадцать, не больше!

Прежде надо мной никогда так не издевались! Знаете, всякое бывает и в школе, и во дворе, но меня как-то миновали все эти беды вроде гопоты, школьных забияк, злобных кавказцев… Я всерьёз и не дрался ни разу! А теперь вот навалилось скопом! Будто в качестве компенсации за счастливые двадцать лет жизни!

Гадко так!.. И ведь не ответишь!.. Я, конечно, пытался канючить в обычном для таких случаев стиле: «Ну что вам надо? Что я вам сделал? Я не убивал никого из ваших!» Но убедился, что от нытья только хуже – парни начали меня передразнивать и пихать ещё сильнее! Даже утумазор не выдержал, вмешался. После того, как я споткнулся и, падая, врезался в него.

Утумазор тем временем приобрёл ещё двоих парней. Мы втроём ковыляли за ним к городу, когда люди закричали и побежали куда-то.

– Ин̃азор! Ин̃азор! Ин̃евий арди! Князь! Князь! Иневий едет!

Я увидел всадников, шагом направляющихся к городу. Князь был без шлема, и я сразу узнал его – тот самый, кто в медвежьей шкуре судил меня в первое посещение Китьненьоша. Позади Иневия ехали несколько молодых, а за ними – седобородые воины. Я бы предположил, что сыновья и воеводы. Тем более, одного парня я как будто тоже видел в прошлый раз во дворце.

Народ ликовал.

– Ул̃ек шнав̃ъкс, ин̃азор! Слава тебе, князь! Ул̃ек шнав̃кс, из̃н̃иц̃а! Слава тебе, победитель!

Князь и его свита проехал, и утумазор заторопился вслед.

Я снова оказался в городе. Проковылял по улицам внешней крепости, внутренней – и очутился во дворе дворца. Ну, или как он тут у них называется?

Охранники втолкнули нас в какой-то погреб и закрыли на деревянный засов – я слышал, как он гулко бухнул о дверь.

Мы остались одни. Потолкались в кромешной тьме в поисках места для отдыха. Нащупали шаткую скамью, уселись.

Помолчали. Потом один из моих товарищей по несчастью протянул:

– Ва-ай!.. Ис̃т̃а ва… Мон̃ ав̃ ул̃е ут̃аска. И-эх… Так-то, вот… Не повезло.

Другой буркнул:

– Ис̃т̃а. Ер̃с̃и… Да. Бывает…

Так и познакомились.

Одного звали Цёков. Другого Кема́ля. Оба были родом из каких-то деревень. Пошли на войну по приказу князя, попали в плен… Они, понятно, много рассказывали об обстоятельствах своего пленения, о битве у стен города – но я плохо понимал, да и не слушал особо. Сам я в свою очередь сказал, что, мол, мон ул̃ан томбал̃д̃е ломан̃;л̃ийа масторстъ, но товарищи мои ничего не поняли, и стали переспрашивать, из каких таких краёв… Сошлись на том, что я «словйан» – это обоих удовлетворило. Даже не расспрашивали особо, как я дошёл до жизни такой – на подробные объяснения моего словарного запаса просто не хватало.

Холодно было. И зима, и погреб как-никак… Вскоре мы прекратили разговоры, поднялись и стали топтаться, в темноте наступая друг другу на ноги и толкаясь локтями.

Потом к нам пришли, бросили под ноги кадушку с холодной старой кашей, которую мы умяли влёт! А позже открыли дверь и приказали:

– Л̃ис̃ед̃е, пин̃ет̃! Выходите, собаки!

Мы выползли наружу. Снаружи был вечер. Лаяли псы, ржали кони в конюшне, суетились слуги… Мальчишка пытался поймать мечущуюся по двору курицу.

Нас подвели к крыльцу. Там стоял утумазор и ожидающе поглядывал на закрытую дверь. Наконец, дверь отворилась, и на крыльце появился князь Иневий. Я с трудом узнал его без медвежьей шкуры или доспехов, облачённого в некое подобие пальто из белого войлока и отороченную чёрным мехом шапку.

– Ер̃, С̃еел̃, мез̃е тон бажит̃ монте н̃яйев̃т̃емс? Ну, Сеель, что ты хотел мне показать?

Тот на радостях поклонился несколько раз и рассмеялся – противно так…

–Ва, азор, мон мен̃ин̃ вац̃арс ър̃екст̃н̃ен̃ рамамга – дъ варштак, кийен̃ вастин̃! Вот, господин, пошёл на рынок рабов купить – и посмотри, кого встретил! – он подскочил и вытолкнул меня вперёд. – Содат, азор? Узнаёте, господин?

Князь прищурился. Промычал невнятно.

– Мон содан… Узнаю…

– Сон Марал̃ан̃ ушмусъзъ ул̃н̃ес̃! Он в войске Марали был! Тон ел̃амазъ в̃анстит̃, дъ сон минек кулув̃т̃ъмга мен̃ев̃с̃! Ты ему жизнь сохранил, а он нас убивать пришёл!

До меня не сразу дошёл смысл сказанного. А когда дошёл, я открыл рот, чтобы сказать, что никого не убивал, но князь заговорил первым.

– Ав̃ъл̃ мон ел̃амазъ в̃анстин̃, дъ йумт. Не я ему жизнь сохранил, а боги. Тон ис̃е н̃яйит̃. Ты сам видел.

– Дъ син̃ сон̃ вед̃с̃т̃ тяй! Они его и привели сюда! Кулув̃тък сон̃, ин̃азор! Убей его, князь!

Иневий покачал головой.

– Тон, С̃еел̃, кяжийав̃т̃н̃ат, къла сон ав̃ мер̃е сонте йармакийамс. Ты, Сеель, злишься, что он тебе не дал нажиться. С̃е ул̃и чавъда. Глупо это. Ул̃емя, йумт кучс̃т̃ тя ц̃оран̃ ет̃т̃е тон̃ пйев̃с путъмс? Может, боги послали этого парня, чтобы наставить тебя на ум? Мон ан карман кулув̃тъ сон̃. Не буду я его убивать. Дъ ан мер̃е тонте. И тебе не велю. Мен̃ек. Ступай. – Он грузно повернулся и скрылся в тереме. Лишь теперь я увидел, что за спиной его стояла девушка. Та самая, белобрысая…

Утумазор снова поклонился.

– Йалат̃еке кода, ин̃азор! Как угодно, князь! Йалат̃еке кода! Как угодно! – недобро так протянул.

Девушка презрительно скривила губы.

–Тон ул̃ат кул̃е, С̃еел̃? Ты слышал, Сеель!

Утумазор кивнул.

–Ис̃т̃а, ниа́зор Лу́мзу́ркст. Да, госпожа Лумзуркст. Мон ан ул̃е ама́р̃иц̃а. Я не глухой.